Сказ о долге

[diana-yas]

Где мой дом из песка недостроенный?
Он, наверно, не выдержал ветра.
Отчего так бессильны порою мы
Перед целью своей в сантиметре?
Где мой мир, безупречный и правильный?
Он рассыпался облаком пыли.
Мои ангелы небо оставили,
А вернуться на землю забыли.
И никого вокруг, это только мой стук в старые ворота.
И никого здесь нет, это только твой след, и мне неважно кто ты.
( Город 312 «Помоги мне»)

Ветер вяло покачивал высокие деревья и что-то угрожающе шептал в ветвях кустарника. Начал накрапывать дождь. Радомир обернулся к тихо всхлипывающей матери:
- Может, вернемся?
- Нет, нет! – живо откликнулась старушка.
Она словно испугалась этого вопроса, быстро утерла слезы и подтолкнула сына в спину:
- Совсем скоро уже! Тут недалеко.
Радомир тяжело вздохнул. Он перебросил висевшую на плече кольчугу с одного плеча на другое и побрел вперед, что-то недовольно бурча под нос. Старушка на мгновенье остановилась и с безумной любовью, на которую способна только мать, оглядела своего сына: широкоплечий статный юноша до боли напомнил ей покойного мужа.
- Да разве ж я враг тебе?! – неожиданно даже для себя самой громко всхлипнула женщина, - Разве повела тебя к этой ведьме, если бы не боялась, что сгинешь в бою, как отец твой и братья старшие?
Радомир молчал и, не оборачиваясь, продолжал идти по дремучему лесу, выбирая дорогу среди деревьев и густого кустарника. Женщина не отставала. Совсем скоро они вышли к небольшой мелководной реке, за которой высился холм. Внезапно совсем рядом послышался волчий вой. Мать и сын резко остановились, и побледневшая от ужаса старушка безмолвно указала сыну на противоположный берег реки. Радомир схватился за рукоять меча. Там, в каких-нибудь сорока шагах от них, на водопое стояла волчья стая. Волки учуяли запах людей, но не двинулись с места. Они прижали хвосты и уши, ожидая сигнала вожака. Радомир сделал шаг назад, прикрывая собою мать. Самый крупный из волков, злобно оскалился. В нем легко угадывался вожак. Он угрожающе зарычал, его шерсть поднялась дыбом, густой хвост встал трубой, а высокие уши чутко вздрогнули, пытаясь уловить любой шорох. В это время со склона донесся хриплый вой. Волки замерли. Вожак резко отвернулся от людей и ушел в прибрежные заросли. Стая последовала за ним. Радомир облегченно вздохнул.
- Это она! Это она их прогнала! – громко зашептала мать. – Иди, иди, она поможет, она обещала! Поднимайся на холм. Где-то там ее жилище. Не бойся, сынок, она не сделает тебе ничего худого, я точно знаю! Ты только не бойся! Как придешь, сразу скажи ей, что я тебя послала, объясни, чего хочешь, и в конце денег дай! Если брать не захочет, все равно дай, чтоб другой платы не просила!
Радомир поправил меч, вновь перебросил с одного плеча на другое тяжелую кольчугу и послушно пошел вперед. Он медленно поднимался на холм. Его злила мысль о том, что придется просить о помощи ведьму. Он не понимал, как на такой грех решилась его набожная мать. И ведь не просто решилась, а подбила на него единственного сына. Многие становились вдовами, многие теряли сыновей на поле боя. Но на то и нужна дружина, чтобы родную землю от врага защищать, и, если нужно, жизнь свою за это положить. А вот бегать по ведуньям и защиты бесовской просить негоже доброму человеку.
С такими тяжелыми думами Радомир поднялся на вершину холма, где увидел спрятанную в ельнике избушку ведьмы. Он перекрестился, еле слышно пробормотав «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас», поцеловал нательный крест и робко шагнул в обветшавшее жилище.
- Есть кто дома?! – громко крикнул молодец, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Внутри скверно пахло псиной, горьким зельем и жженой кожей. Дышать было трудно.
- Хозяйка!!! – еще громче позвал Радомир, резко обернулся на тихий шорох и едва не вскрикнул от испуга. Позади него стояла старая ведьма. У Радомира перехватило дыхание.
- Чего тебе надо? – тихо прохрипела ведунья, и из-под ее всклоченных седых волос блеснули желтые огоньки глаз.
- Меня мать прислала, - пробормотал растеряный Радомир, - сам я от тебя ничего не хочу.
- А матери твоей чего надобно от меня?
- Хочет, чтобы ты мне оружие и доспехи воинские заговорила. Боится, убьют меня в бою-то.
Ведьма на короткое мгновенье застыла, пристально разглядывая гостя, а потом, будто потеряв к нему интерес, бесшумно прошла в глубь жилища, и стала ковырять палкой в очаге, разгребая угли и пытаясь раздуть огонь.
- Так зачем оружие заговаривать? – чуть помолчав, спокойно спросила она, - К кому оно попадет, тот и силой его воспользуется. А если недруг твоим оружием завладеет?... Может, мне тебя от смерти заговорить?
Ведьма искоса глянула на незваного гостя.
- Нет! – резко выпалил Радомир. – Нечего меня своими грязными чарами марать. Я смерти не боюсь. Это мать все плачет! Сил нет больше слушать ее причитания. Скажи, что не можешь помочь, и я пойду с миром.
- Так иди, я не звала и не держу, - недоуменно ответила ведунья, - Только зачем тебе мой ответ?
- Я матери обещал, что помощи у тебя попрошу, - потупив взор, тихо сказал юноша, - не могу слово нарушить. Совсем она меня доняла, уж хоронит при жизни.
- Мать?….- задумчиво произнесла ведьма. – А живешь ты по соседству с воеводой, так?
- Так, – удивился Радомир.
- И есть у тебя три брата старших, так?
- Нет, не так. Были три брата, да все в бою полегли прошлой осенью…И отец тоже.
Ведьма ничего не ответила, но перестала копаться в углях. Она низко склонила голову и замерла в раздумье.
Радомир почти не дышал. Задыхаясь от вони, он прикрыл нос и рот ладонью. Так терпел сколько мог, а потом громко закашлялся. Ведьма словно пробудилась ото сна.
- Оставь тут оружие, - тихо сказала она, указав юноше на покосившийся стол. – Вернешься за ним завтра.
Радомир послушно и быстро выложил на стол все, что принес, и хотел было уйти, но тут вспомнил про плату.
- Это тебе за ворожбу, - быстро проговорил он, потрясая небольшим мешочком, наполненным мелкой серебряной монетой.
Юноша уже почти положил деньги на стол, когда поймал на себе бешеный взгляд ведьмы. Она зло сверкнула желтыми глазами, оскалилась и зарычала по-звериному. Охваченный страхом гость, бросился вон, едва разбирая дорогу. Не останавливаясь, по пути подхватил легкую как пух мать, и долго еще бежал без оглядки по лесным зарослям в сторону родного дома.
***
Сумерки сгущались, а Веда все еще сидела у очага с опущенной головой. Она ясно вспомнила, как много лет назад ее в облике волчицы подстрелил на охоте отец Радомира, как полумертвую привез в подарок своей брюхатой жене. Мало кто мог похвастаться шкурой белого волка, но жену такой подарок испугал. Когда волчица подала признаки жизни, женщина обрадовалась и принялась выхаживать ее. Мужу и сыновьям она настрого запретила подходить к раненому зверю, слишком уж велико было их желание добить редкую тварь.
Волчица ушла от них ночью, еще слабой и едва оправившейся от раны. А год спустя, также ночью, в их дом пожаловала нежданная гостья – то была Веда, но уже в своем человеческом облике. Младенец Радомир тихо спал в колыбели, пока женщины говорили между собой. Он не слышал, как Веда предложила своей спасительнице заговорить от нежданной смерти и болезней всю ее семью, не слышал, как богобоязненная мать гневно воспротивилась этому и выгнала ведунью за порог. Много воды утекло с тех пор…
Старая ведьма грустно и глубоко вздохнула. Теперь ей предстояло вернуть долг и освободиться от его бремени, однако, Веду одолевали сомнения. «Нужно ли вмешиваться в судьбу Радомира?», - размышляла она, - «Может и нет никакой опасности?».
Веда медленно подошла к столу. Она с трудом подняла меч и провела по широкому лезвию иссохшей грязной рукой. В свете очага клинок заиграл теплым светом и на нем отразились отчеканенные слова «Спаси и сохрани». Старуха закатила глаза, призывая на помощь свой внутренний взор. Ее душа унеслась куда-то вдаль, и тут же пред ведьмой предстала картина жестокого боя. Разгоряченный Радомир несся на коне, круша мечом неприятеля и громко выкрикивая бранные слова. В ту минуту его ничего не страшило: ни бог, ни дьявол, и сердце не ведало сожалений. Он широко размахнулся и высоко поднял меч, чтобы опустить на голову врага сокрушительный удар. Щит его был отведен в сторону и прикрывал с левого боку, но вдруг длинная стрела пробила грудь юноши, и он упал замертво, удивлённо раскрыв глаза. Виденье было настолько явным, что ведьма ощутила силу удара и едва удержалась на коротких кривых ногах.
- О, материнское сердце! Учуяло! – прохрипела старуха.
Более она не сомневалась и стала собираться: сложила в узелок все необходимое для ворожбы, завернула в овечью шкуру меч и кольчугу Радомира, повесила на свое хилое плечо его деревянный щит и, когда совсем стемнело, двинулась в путь. Лишь под утро добралась она к нужному месту, настолько глухому, что даже зверь не знал туда дороги. Там старуха развела костер и принялась ворожить. Ведьма быстро заговорила оружие на огне и воде, после чего приступила к заговору кольчуги. Потрясая кольчугой над костром, Веда монотонно проговаривала заклинания раз за разом. Она бросала в огонь сухие травы, и дым от них повторял высоко в воздухе рисунок металлического плетения. Однако, как ни старалась ведьма, в дымовых кольцах всегда появлялась дыра именно там, куда надлежало попасть стреле. Веда начала злиться. Она призвала на помощь всех духов-помощников, но и они не смогли удержать дымовые кольца. Перед самым рассветом старуха обессилено опустила руки. Радомиру суждено было погибнуть в следующем бою, и уже никто не мог этого изменить. Внезапно в глазах ведьмы заиграл радостный огонек. Она вспомнила о древнем обряде оберега от смерти. Такой обряд мог совершить только оборотень. Узнала она о нем от своего деда, хитрого колдуна, любившего разгуливать по лесу, обернувшись черным волком. Веда затушила костер и расстелила на еще горячих углях кольчугу. Она долго бормотала заклинание, сбиваясь и путая слова, пока, наконец, ей не удалось прочесть его верно. После разложила на кольчуге несколько свежих листьев лопуха и, полоснув по руке ножом, начала сцеживать на них свою полуволчью кровь. Густая темная жидкость медленно струилась из вен. Ведьме приходилось снова и снова резать руку, чтобы омыть ею листья. Угли под кольчугой были еще горячи, и кровь сразу запекалась. Наконец ведунья закончила обряд. Она совсем ослабла и поспешила перевязать истерзанную руку. Собравшись с силами, Веда свернула листья в ком размером с детский кулачок, туго перевязала его прочной бечевкой и скрепила нить так, чтобы амулет можно было повесить на шею. В свою избушку старуха вернулась лишь к вечеру нового дня.
Радомир уже поджидал ее. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
- Вечер добрый! – громко и неприветливо буркнул юноша, преодолевая страх от встречи с колдуньей.
Веда не ответила. Обескровленная и уставшая от бессонной ночи, она еле плелась под тяжестью ноши. Едва ступив за порог, ведьма поспешила избавиться от груза. Она выложила на стол щит и развернула шкуру, в которой были меч и перепачканная кровью и копотью кольчуга. Глаза Радомира гневно сверкнули.
- Что это?! – зло спросил он, указывая на кровь. – Ты кого убила, старая?!
Тут юноша заметил окровавленную перевязь на руке Веды и его передернуло от отвращения. Он хотел схватить кольчугу, но ведьма властно положила на нее свою тощую израненную руку. Радомир брезгливо поморщился и отступил от стола.
- У меня мало сил, так что слушай, - тихо прошептала ведьма. – Твой меч я заговорила. Он не выпадет из рук в бою и будет разить врага насмерть. Твой щит также заговорен. Он защитит от удара и не проломится…А вот с кольчугой беда…Слабая она у тебя, не выдержит удара длинной вражьей стрелы…Вот, возьми это. - Ведьма протянула Радомиру амулет, - Наденешь перед боем и не снимай, покуда все не закончится.
Радомир отшатнулся. Он не хотел брать оберега. Ему хотелось убить грязную ворожею в отместку за испорченную кольчугу и поскорей убраться из душного логова. Веда приняла поведение гостя за нерешительность и сама подошла к Радомиру. Она приблизилась так близко, что смрад от нее стал нестерпим. Юноша резко оттолкнул старуху. От неожиданности она выронила амулет, и тот закатился под лавку.
- Не надо мне твоих оберегов! - крикнул Радомир и схватил со стола кольчугу. – Ты почто кольчугу мне изгадила?! Разит гнильем за версту! Будто сдох кто!!! Мало кровью измазала, так еще и жгла ее!
Радомир схватил меч:
- А, смрадная тварь! – зло выкрикнул юноша, - прощайся с жизнью!
Он замахнулся на ведьму, но лезвие меча врезалось в ветхую балку потолка, с которой от удара посыпались глиняные горшки. В одном из них были сушеные жабы. Они упали на голову разъяренному воину, отчего тот пришел в бешенство и начал крушить все, что попадалось на глаза. Ведьма стояла не шевелясь. Она совсем поникла, и ее сгорбленная фигура вызывала уже не суеверный страх, а жалость.
- Грязная ведьма! Будь ты трижды проклята! – бросил в сердцах юноша.
Он схватил свои доспехи и, выбив ногой хлипкую дверь, поспешил домой.
***
Во дворе громко залаяла собака.
- Кого это ночью принесло? – встревожилась мать Радомира.
В этот вечер сын ушел в гости к суженной и мать осталась одна. В доме царила непривычная тишина, ведь с тех самых пор как он вернулся от колдуньи ни с чем, бедной женщине не было покоя. Юноша без устали посылал ругательства и проклятья на голову ведьмы, загадившей его кольчугу, и клялся убить старую чертовку при первой же возможности. Мать тщетно пыталась успокоить его. Она терла кольчугу песком и золой, но черная кровь так присохла к кольцам, что ничего не помогало. Тогда женщина забросила все домашние дела и большой иглой дни и ночи напролет соскребала окаменевшие сгустки, пока кольчуга не приняла прежний вид. Мать протерла ее лампадным маслом, однако Радомир не унимался: его преследовал тлетворный запах ведьминой крови.
Хозяйка вышла на порог.
- Кто тут? – взволнованно спросила она, вглядевшись в темноту двора и заметив невысокий силуэт у ворот.
- Это я - Веда.
- Чего тебе надо от нас? – испугалась женщина. – Уходи и забудь сюда дорогу!
- Не бойся, я не причиню зла. Хочу поговорить о твоем сыне. – спокойно отвечала колдунья, медленно приближаясь от ворот к дому, – Ты все еще хочешь спасти его?
Колдунья подошла ближе, и женщины могли видеть друг друга в свете луны.
- Почему так боишься меня? – грустно улыбнулась Веда. – Может, насолила тебе чем?
- Уходи! – упавшим голосом сказала старушка, опустив глаза. – Одни беды у меня из-за тебя. Сама не разумею, как решилась сына к тебе послать. Наверно совсем я из ума выжила от горя… - она тяжело вздохнула, - А ты ведь и Радомиру не помогла и мою душу сгубила, - с укором продолжала она, - Я теперь ему как враг. Совсем извелся из-за кольчуги. Ходит хмурый. Все время бранит меня, что на грех такой его подбила…- женщина заплакала, – Я уж и не знаю, что делать. Камень у меня на сердце лежит, страшно мне за Радомира. Днем молюсь за него, а ночами снится, что в саван его обряжаю. Сил уж нет….Уходи, Веда. Не будет от твоих хлопот добра.
Веда подошла ближе к порогу дома. Лицо ее было печальным.
- Люди говорят, скоро враг на нас двинется и пойдет дружина оборону держать… - негромко промолвила колдунья, - Оружие сына твоего я заговорила, тут ты не бойся. Только заставь его перед боем этот оберег надеть. – Ведьма протянула женщине зловонный комок на бечевке. - Великую силу он имеет. Может спасти от смерти даже того, кому на роду написано в бою пасть.
Старушка перестала плакать и поглядела на ведьму ледяным взором.
- Нет! Не возьму я от тебя ничего! – твердо ответила женщина и в ее голосе зазвучала горькая злоба, - Бес меня попутал, когда на помощь твою понадеялась. Обереги твои не помогут! Не тебе, собачье отродие, с Богом силами меряться! На что Его воля, того никому не изменить! - ее голос задрожал от подступивших к горлу слез, - Ослабла вера моя, вот и послала сына к тебе, - она снова заплакала, - Тяжело детей терять, тяжело в холодную могилу красть, а самой на свете белом оставаться! Но разве можешь ты это понять, нечисть поганая? Разве можешь знать, как страдает сердце материнское за детушек своих?! - Старушка схватилась за голову и запричитала. - Сгубила я душу свою! Ой, сгубила! Но сына в гиену огненную затянуть не дам! - Внезапно глаза ее гневно сверкнули, и она грозно двинулась на ведьму. - Так будь же ты проклята, чертова баба! Коли знала бы тогда, что ты ведьма, а не зверь раненый, своими руками удавила бы! Убирайся, грязная! И чтоб духу твоего больше тут не было!
- Не дури! – холодно осадила ее Веда. – Мне было виденье. Погибнет в бою Радомир, если оберег не наденет. Спаси сына. Может, бог через меня и помогает? Зачем помощь отталкиваешь? Али не жаль родную кровиночку?
Старушка застыла, словно ее окатили ледяной водой.
- Как?! – едва выдохнула она. – Сыночек мой…
Старушка заколебалась. Еще мгновенье и она была готова принять помощь колдуньи, но тут ее осенило.
- Так вот как ты души людские совращаешь?! – разоблачительно вскипела она, - Думаешь, примем помощь твою и станем рогатому кланяться? Не бывать этому!
- Вот дура - баба! – в сердцах выпалила ведунья. – Сначала помощи ищет, потом клянет зря! В последний раз спрашиваю: берешь оберег или нет?! Больше уговаривать не стану! Твой сын, тебе и решать: жить ему или умереть!
Старушка задрожала. Сердце ее бешено колотилось.
- Сгинь, проклятая! – выкрикнула она, схватив прислонённое к стене коромысло. – Не подохла ты тогда, так я тебя сейчас!...
Она с размаху ударила Веду коромыслом по плечу и снова замахнулась. Колдунья отскочила в сторону, стала на четвереньки и зарычала низким голосом. Старушка струсила, а Веда, отступая к воротам, хрипло прошептала:
- Будь по-твоему, женщина! Ты спасла не меня, а волчицу. Теперь волчица спасет твоего сына!
На этих словах ведьма бесшумно скользнула за ворота и скрылась в темноте.
***
В округе царила суета. Все говорили о предстоящем сражении. Белая волчица, блуждая по ночам, слушала разговоры людей и знала последние новости. Ее тонкий нюх улавливал запах кузни, а ухо слышало, как воины точат мечи и стрелы.
Веда совсем перестала оборачиваться человеком. Теперь все дни и ночи она была собой – белой матерой волчицей. Рыща со стаей по лесу и настигая добычу, Веда краем глаза любовалась молодым волчонком, шкура которого, также как и у нее, была белого цвета. Ее сын из последнего помета единственный унаследовал редкий окрас. Веда гадала, станет он оборотнем или нет, и спросить ей было не у кого. Зато она точно знала, что оставшись человеком и родив человеческое дитя, навсегда обрекла бы его к незавидной колдовской доле. Именно поэтому Веда выбрала жизнь в стае. Потеряв интерес к людям, она превратила себя в зловонную старуху и берегла силы только для жизни в волчьем обличии. Стая стала ее семьей, ее настоящим домом. Здесь ее любили, ждали, здесь ей верили. Всей силой своей материнской любви она просила духов уберечь сына от судьбы оборотня. Лучше быть просто волком, думала она, чем разрываться на части, не имея сил понять, кто ты есть на самом деле: человек или зверь.
В редкие минуты покоя волчица человечьим умом размышляла о своей судьбе. Она понимала, что мать Радомира не просто спасла ей жизнь, она подарила ей долгие годы счастья в стае и даже эти минуты, когда она рядом с любимыми,может ткнуться носом в бок мужа-волка и легонько покусать за ухо непоседу-сына.
Веда придумала, как помочь Радомиру. Она знала, где он будет во время боя, и решила находиться поблизости. В нужный момент она испугает коня и уведет юношу от удара стрелы. Осталось лишь ждать намеченного дня.
***
Канун боя прожили тревожно. Церковь весь день полнилась людьми, и даже к ночи матери и жены, уложив своих воинов спать, стали на колени перед иконами для истовой молитвы о спасении любимых.
Радомир уже задремал, когда мать легонько растолкала его.
- Прости, сынок, - заливаясь слезами, пробормотала она, - Хочу душу облегчить. Дозволь мне.
- Конечно, мама. – с готовность ответил Радомир, поднимаясь с лежанки, - Говори, что тебя так тревожит?
Старушка собралась с мыслями и рассказала сыну историю о спасении белой волчицы и о том, кем впоследствии эта волчица оказалась. Она не утаила и того, что Веда приходила к ней снова и, угрожая смертью сына, просила принять оберег. Мать, всхлипывая, рассказала, как ударила Веду коромыслом и как та едва не обернулась зверем.
- Ну, теперь-то мне понятно, отчего эта тварь так разит! – нахмурился юноша. – Ясное дело, человек так вонять не может. Чего же ты плачешь, матушка?
- Ох, сынок! – горько вздохнула мать. – Я вот думаю, а верно ли я поступила, прогнав ее? Ведь своей рукой последнюю помощь оттолкнула. Боязно мне за тебя, сынок. А вдруг и вправду погибнешь?
Мать так громко разрыдалась, что Радомиру стало не по себе.
- Хватит меня раньше времени хоронить! Ты всё верно сделала – не гоже доброму человеку от ведьмы обереги принимать. А коль погибну, значит на то Воля Божья, и не в наших силах судьбу менять... Уйди, мать! Не трави душу! Дай перед боем выспаться!
Старушка послушно удалилась, оставив сына наедине с тревожными думами. Этой ночью она не сомкнула глаз и, едва забрезжил рассвет, разбудила Радомира.
Юноша был хмур. Он сосредоточенно собирался и, когда дело дошло до надевания кольчуги, остановился.
- Я не надену ее. – обреченного проговорил он.
Мать побледнела.
- Не надену! И не гляди на меня так! – зло выпалил Радомир.
- Как же без кольчуги? – пролепетала старушка.
Радомир ничего не ответил и вышел из избы.
Дружина была в сборе. Мечники с недоумением глядели на воина в подпоясанной рубахе. Кто-то весело подшучивал над его самоуверенностью, кто-то с уважением качал головой. И правда, драться без тяжелой кольчуги было куда легче. Радомир лишь горько улыбался. Чем ближе было время расставания с близкими, тем отчетливее он понимал, что больше никогда их не увидит. Юноша, собравшись с духом, крепко обнял на прощанье мать, звонко расцеловал ее в морщинистые щеки, а потом, заглянув в заплаканные глаза, спокойно сказал:
- На все Воля Божья.
Радомир нежно попрощался с невестой.
- Ладушка, - прошептал он ей в маленькое ушко, - Люблю тебя, голубка моя…Если не вернусь, выходи за Ярослава.
Девушка сдвинула красивые брови, но не успела ничего ответить, Радомир стремительно вскочил на коня и примкнул к дружине.
***
Белая волчица тревожно подняла уши. Всю ночь она провела в кустарнике недалеко от поля, где должно было произойти сражение. Уставшая, она заснула лишь под утро. Солнце заиграло в белоснежной шкуре, отчего волчица проснулась и поспешила уйти дальше в тень. Внезапно Веда услышала лязг оружия и бранные крики. Она поняла, что проспала начало боя, и страх за участь Радомира обжег ее сердце. Она живо скользнула вдоль кустарника, чтобы пробраться к нужному месту.
Бой был в разгаре. Радомир верхом на боевом коне поливал врага отборной бранью и осыпал градом ударов. Его бесстрашие было безрассудным. Веда заметила, что он без кольчуги. Такой поворот слегка сбил ее с толку: теперь все могло пойти не так, как в видении. Едва уловив зорким волчьим оком выпущенную из лука вражью стрелу, Веда со скоростью ветра метнулась к Радомиру. Злобно рыча, волчица разбежалась и прыгнула так высоко, как только могла. Когти ее передних лап больно врезались в круп коня Радомира и тот резко отпрянул в сторону. Юноша не удержал равновесие. Едва успев вытащить ногу из стремени, он завалился на бок вместе с конем. Прямо на них упала окровавленная белая волчица. Стрела пронзила ее насквозь. Воины замерли от такого зрелища. Многие, увидевшие прыжок Веды издалека, подумали, что верный пес спас своего хозяина. Однако у стоявших рядом бойцов не было сомнений – то был белый волк.
В это время враг, давший слабину в бою, обратился в бегство, и дружинники ринулись вперед, гоня и кляня чужеземное войско.
Радомир сбросил с себя волчицу и поднялся с земли. Вокруг уже никого не было, лишь убитые и раненые. Растерянный юноша склонился над зверем. Он вдруг отчетливо понял, что это Веда и дрожь побежала по его спине. Волчица дернулась и стала хрипеть. Из ее пасти медленно текла темная кровь. Тело волчицы изогнула судорога боли, силы покидали ее. Глаза юноши и животного встретились. Никогда прежде Радомир не испытывал такого первобытного ужаса: смотреть в человеческие глаза волчицы было куда страшнее, нежели в желтые глаза ведьмы. Казалось, волчица была удивлена и растеряна, она не ожидала попасть под стрелу. Со стороны леса раздался громкий протяжный вой. Радомир оглянулся. Он отошел в сторону, заметив, что к раненому зверю приближается стая волков. Они подошли совсем близко и замерли в небольшом отдалении. Радомир отступил еще дальше. Волки окружили волчицу. Вожак стал у ее изголовья и жалобно завыл. Белый волчонок-подросток скулил как ребенок, облизывая рану матери и тыкаясь носом в ее белоснежный бок. Он осторожно просунул свою светлую морду под ее мощную лапу, зарылся носом в еще теплый белый пух и так остался лежать, словно в прощальном объятии. Веда открыла глаза. Она неровно и хрипло дышала, борясь за последние мгновения жизни. Она видела любимого мужа, чувствовала тепло сына, и не было в ней ни страха, ни обиды. В эту минуту ведунья испытывала лишь любовь к родным и чувство выполненного долга. Она понимала, что умирает.
Радомир завороженно наблюдал за волками и умирающей Ведой. Что-то странное творилось у него в душе. В памяти внезапно всплыл образ усталой сгорбленной старухи, едва волокущей из дальней дороги его доспехи, юноша вспомнил о ночном приходе Веды в их дом и ее настойчивой просьбе принять оберег. Глядя на умирающего оборотня, Радомир впервые испытал доселе незнакомое ему чувство сострадания к тому, кого раньше считал лишь поганой нечистью. Это чувство причиняло боль, смешанную со стыдом за свою прежнюю жестокость и желанием что-то исправить. Но что именно исправить? Да и мог ли он повернуть время вспять?
Радомир огляделся по сторонам. Бой был окончен, лишь вдали слышалось веселое гиканье его соратников, прогонявших со своей земли остатки вражеской дружины. Радомир вдохнул полной грудью. Он был жив!
Дыхание Веды стало ровней, легче и Радомир решил, что ее еще можно спасти. Он стремительно вошел в волчий круг и, легонько оттолкнув волчонка, поднял Веду на руки. Вожак зло зарычал на него.
- Я помогу ей! – говоря с волками словно с людьми, стал оправдываться Радомир. – Я вылечу ее! Не трогайте меня!
Волки и вправду будто поняли намерение юноши. Они не тронули его и отпустили.
Радомир осторожно сломал торчащую из волчьего бока стрелу, бережно уложил тело волчицы на конский хребет, сам вскочил на коня и помчался что есть сил в сторону глухого леса. Юноша вспомнил про оберег Веды и про его способность сохранить жизнь даже обреченному. Когда дорога закончилась, юноша спешился и дальше понес Веду на руках. Тяжелое тело волчицы совсем обмякло, став скользким от пролитой крови. Большая голова и мощные лапы бессильно болтались, свисая с плеча война.
Добравшись до ведьмовской землянки, Радомир поспешил войти в нее. Внутри все было прежним: темным и зловонным. Юноша положил волчицу на покосившийся стол и почти на ощупь принялся искать оберег. Он открывал какие-то запечатанные воском горшки, потрошил собранные в пучки сухие травы, пока растерянный взгляд его не упал на пол. Там у скамьи, едва заметная, лежала куча старого тряпья, в которое наряжалась ведьма. Радомир, поборов брезгливость, торопливо скользнул руками по грязному рубищу.
- Где же он? – нетерпеливо приговаривал юноша и, нащупав мягкий клейкий комок на нитке, обрадованно вскликнул. – Вот! Вот твое спасение, Веда!
Он быстро надел оберег на шею волчицы и отошел в сторону. Веда уже не дышала.
Время шло, но ничего не происходило. Воцарилась гробовая тишина. Внезапно в землянку подобно черной тени проскользнул волк. Одним прыжком он оказался на столе у тела Веды. Радомир замер, наблюдая за зверем, пока тот осторожно обнюхивал тело жены, низко рыча и подвывая. Радомир, еле дыша, двинулся к выходу. Волк заметил его, блеснул желтыми глазами, но потом равнодушно отвернулся. Он лег рядом с волчицей и замер.
***
Два года минуло с той поры как белая волчица спасла Радомира. Через год после этого случая Радомир привел в дом молодую жену Ладу, а еще через год на свет появился их первенец.
Однажды поздним вечером Лада укладывала малыша, а Радомир с матерью сидели у лучины. Мать перебирала горох, Радомир вырезал из дерева игрушку для сына. В избу тихонько постучали. Стук был негромким и робким. Хозяева удивленно переглянулись и поспешили открыть. На пороге стоял человек с головы до ног завернутый в волчью шкуру. Мать Радомира испуганно всплеснула руками.
- Не пугайтесь, люди добрые! – нежным юным голоском проговорила гостья, снимая с головы лохматый капюшон. – Не делала вам зла и не сделаю. Я к вам с благодарностью. Али не узнали меня? Я -Веда.
Радомир с матерью завороженно разглядывали юную деву. Такой красы они еще не видели. Ее чистая тонкая кожа светилась во тьме лунным светом, а белокурая коса доходила до колен. На деве не было ничего кроме шкуры. Она стыдливо прикрывалась ею, но когда поднимала выше, чтобы прикрыть груди, оголялись красивые белые ноги, когда же пыталась скрыть ноги, становилась видна пышная белая грудь. Радомир не мог оторвать от нее глаз, и матери даже пришлось толкнуть его локтем в бок, чтобы пришел в себя. Удивленные и зачарованные хозяева пригласили девушку в избу. Сарушка начала собирать на стол.
- Так ты - Веда? - недоверчиво переспросил Радомир.
- Веда, - озорно улыбаясь, ответила девушка.
- Как же так?...- растерялся он. – А отчего же ты свой лик от людей прятала? Зачем в старуху обратилась?
- Погоди, скаженный! – одернула сына мать, - Дай ей поесть с дороги, а потом спрашивай.
- И то верно. – согласился Радомир.
- Я не голодна, благодарствую, - все с той же улыбкой ответила девушка. – Пришла поклониться вам за то, что во второй раз мне жизнь сохранили. Мы с вами теперь как родные, то вы ко мне в гости пожалуете, то я к вам.
Она засмеялась и словно колокольчик зазвенел.
Лицо Радомира невольно расплылось в улыбке. Он зачарованно наблюдал за гостьей, не в силах отвести удивленного взгляда.
- Ой, не гляди на меня так! – смутилась гостья и сдвинула тонкие брови, - А то ведь могу и в старуху превратиться.
Радомир опустил глаза, а подошедшая сзади Лада больно ткнула его в спину. Молодая хозяйка сурово взглянула на гостью, но тут же вскрикнула от неожиданности. Перед нею была уже не девушка, а совсем девочка. Радомир раскрыл рот от такого превращения, а мать выронила горшок с кашей.
- Не пугайтесь, - успокоила их ведунья детским голоском, - Просто хочу пригожей для вас быть и не знаю как. Давно средь людей не была. Только и помню, как пугать…., - она грустно улыбнулась. – Годков - то мне много, поболее твоего, - кивнула она на мать Радомира.
- Неужто такое может быть? – еле слышно прошептала Лада и опустилась на скамью рядом с мужем.
- Я сегодня последний раз в человеческом обличье, – прервала молчание Веда, - Вот ночь закончится и стану простой волчицей, уйду в лес и не вернусь больше. Хочу на прощанье вам о судьбе своей нелегкой рассказать, чтоб зря не кляли и не плевали, обо мне вспоминая.
Девочка собралась с мыслями и, опустив синие глаза, начала:
- Мать моя была дочерью колдуна-оборотня. С детства она ведала то, что другим смертным не дано, могла лечить, а могла и убить одним лишь взглядом. Большую силу имела… Вздумалось ей однажды задурить светлую голову молодцу одному, и, уж не знаю как, а вышло, что и сама в него влюбилась без памяти. И так ей захотелось обычной человеческой жизнью пожить, что ушла она с этим молодцем от отца своего, приняла крещение и поселилась средь людей. Поначалу все хорошо было: свадьбу сыграли, хозяйство завели, детей родили: сначала доченьку, меня, а потом сыночка…. – маленькая Веда торопливо смахнула упавшую слезу. - Так все было славно и справно, что зависть людскую своим счастьем вызвали. Стали люди небылицы про мать мою сказывать, мол по ночам не спит, а ворожит да порчу на всех, кто на нее недобрым взглядом посмотрел, наводит. И до такого дошло, что в церковь впускать перестали, ото всех дворов гнали. Даже те, кто ранее другом назывался….Обидно стало матери, ведь не колдовала она с того дня как крест на себя надела. Подумали они с отцом, да и решили от людей в лес податься. Там высокую избу поставили, хозяйство развели: птицу, скот держали. Звери лесные не трогали и не потому, что мать заклятье наложила, а потому, что отец ее - колдун, сжалился и о семье позаботился.
Так прожили мы без бед десять лет и десять зим. Но однажды случилась в деревне падучая у скота. Решил люд честной, что это месть колдуньи. Собрались они и всем скопом пришли к нашему дому. И все с вилами, да с топорами. Отец говорить с ними стал, а они его топором по голове и к избе нашей шасть! Мать двери заперла, нас с братом под лавки затолкала и вдруг вижу я, стала она из человека в зверя превращаться, в волчицу черную. Тут в избу люди ворвались и давай крушить все подряд. Мать на них бросилась, но слишком силы неравные были. Когда ее убивали, она зверем была. Помню только как кровь из ее вспоротого брюха на пол хлынула. Потом брата нашли и топором порубили…. – девочка остановилась.
Ее лицо в одно мгновенье стало взрослым. Две глубокие поперечные морщинки легли меж бровей.
- Помню личко его перепуганное, - дрожащим женским голосом продолжала повзрослевшая Веда, - как силой вытаскивали его из под лавки, как он вырывался и плакал, но ни разу не глянул в мою сторону, чтобы не выдать… - Веда заплакала.
У внимательно слушавшей этот рассказ Лады задрожал подбородок. Мать Радомира молчала, крепко прижав к лицу ладонь. По ее морщинистым щекам в два ручья лились тихие слезы.
Веда остановила рассказ. Немного отдышавшись, она утерла слезы и продолжала:
- Я видела все это и что-то со мной в тот миг произошло, будто вывернуло меня наизнанку. Все помутилось, руки-ноги выгнулись, и стала я сама зверем оборачиваться, да так все это быстро, что не углядел в суматохе никто. Выскочила я из под лавки, меж ног людских проскочила и умчалась в лес. Там меня дед мой и нашел….
- Погоди! – изумленно прервала ее речь мать Радомира. – Я помню когда еще в девках ходила люди какую-то колдунью с ее выродками в избе сожгли…Свят, свят! – испуганно перекрестилась старушка, - Так это мать твоя была?
- Да. – угрюмо кивнула Веда. - Я после того три года в волках проходила, все никак не могла в человеческий облик вернуться…. Лучше б волком и осталась, - сокрушенно вздохнула ведунья и со вздохом вдруг снова стала девушкой. – Меня дед в человека обратил. Сказал, что я хоть и оборотень, но дивный, что по желанию своему могу совсем к волкам уйти и жить средь них как своя. Я того и хотела, но дед остановил. Стар он совсем стал, время ему пришло помирать, и очень просил принять дар колдовской от него. Не смогла я ему отказать, да и страшно мне стало одной совсем без защиты оставаться. Так и стала я ведьмой, но бестолковой! - Веда улыбнулась сквозь слезы, - Ничегошеньки не умела. Травы собирать меня мать научила, а вот всему остальному уже дед учил, сколько успел. Жили мы в землянке, там где сейчас мое логово. К деду люди издалека ходили, кому богатства подавай, кому власти, кому оберег нужен, кому врага со свету сжить. Насмотрелась я на людишек таких …- лицо Веды стало злым и сразу прибавило пару десятков лет.- Когда дед умер, такие люди стали ходить ко мне. Однажды пришел человек, в котором я узнала убийцу брата. Он не знал кто я, думал просто ведьма, сама по себе. Помощи просил, сын у него умирал от хвори диковинной. Жаловался мне гость, что отрок его по ночам не спит, кричит, есть перестал и все о волчице черной рассказывает. Рассмеялась я в лицо этому гостю, сама волчицей обернулась и выгрызла его сердце. Ничего я слаще той крови в жизни не пробовала…
Глаза Веды при этих словах сверкнули жутким желтым огнем, ногти на руках стали длинными, а лицо вытянулось, приняв очертания звериной морды. Внезапно она словно очнулась и в одно мгновенье снова стала милой девушкой. У хозяев же от ее рассказа мурашки побежали по спинам.
- Уж простите меня, люди добрые, - с болью в голосе проговорила Веда, - никак не могу забыть этого. Такую радость и облегчение я испытала от мести, что решила выследить всех, кто мою семью погубил. Но вышло так, что это было мое первое и последнее смертоубийство. В один из дней я вышла на след одного из убийц и сама попала под стрелу….Помнишь тот день? – холодно обратилась она к матери Радомира. – Тогда мы впервые свиделись.
- Помню, - со страхом ответила старушка, и лицо ее исказила гримаса ужаса от внезапно настигшей догадки, - всё помню…. И теперь понимаю.
Веда мрачно улыбнулась, не отводя глаз от лица старушки, а Радомир недоуменно поглядел на перепуганную мать.
- Я тогда с жизнью простилась, - медленно продолжала Веда, упершись тяжелым взглядом в глаза хозяйки дома, - думала: все, конец пришел…Оказалось нет… Вот тогда и поняла я, что не все люди мерзкие. Вспомнила доброго отца своего, подумала о твоем мягком сердце и о детях твоих. Ведь любила ты их так, как нас с братом мать любила…Когда пришла к тебе через год, то в самом деле помочь хотела.
- Я знаю, Веда! – виновато перебила ее старушка. – Ты прости меня за все. Нас всех прости! - ее глаза испугано бегали, не в силах выдержать взгляда ведуньи, - Я ведь со страху так бранилась с тобой раньше. И за коромысло прости меня старую.
Старушка взволнованно дышала. Она встала со своего дальнего места и пересела совсем близко к Веде, как раз между нею и Радомиром.
- Это ты сейчас со страху винишься, - неожиданно рассмеялась Веда деланым смехом, с хитрецой в глазах наблюдая за волнением женщины, - А вот от коромысла твоего у меня долго еще кости хрустели. Старая, старая, а огрела как молодая.
Радомир взял за руку сидящую рядом мать и почувствовал, что та дрожит. Мать, не глядя на него, улыбаясь Веде, крепко сжала руку сына. Радомир понял, что сейчас должно произойти что-то нехорошее. Тревога матери передалась и ему. Он смело взглянул на гостью. Веда все также не сводила глаз с его матери.
- Я ведь все понимаю, - грустно продолжала ведунья, и по лицу ее разбежались глубокие морщинки. – Нелегко тебе было сына ко мне присылать и помощи просить.
- Нелегко, - упавшим голосом подтвердила женщина.
- И все же сильна вера твоя! – оживилась гостья, широко улыбнувшись и сверкнув очами, - Ведь так и не приняла из моих рук оберега, да и сын твой хорош: на врага без кольчуги попер! – Веда горько рассмеялась. – Совсем меня с толку сбил. Я ж коня испугать хотела и от стрелы увести, а не с жизнью проститься… - Веда, выглядевшая теперь как престарелая женщина, заглянула в глаза Радомиру, - Не думала, что пожалеешь меня…- совсем тихо проговорила она, - Ведь отец твой не пожалел мою мать.
Старушка сжала руку сына с такой силой, что ногти впились в кожу. В это время старое лицо ведуньи разгладилось, порозовело и снова стало детским. Она глядела на Радомира грустными синими глазами и весь ее облик стал чист и светел. Радомиру показалось будто в его сердце вонзили нож. Он резко побледнел, но так и продолжал смотреть в глаза колдунье. Ком подступил к его горлу.
Из колыбели в дальнем углу комнаты раздался тихий плач ребенка. Перепуганная увиденным и услышанным, Лада вскочила с места и бросилась к младенцу.
Радомир закрыл глаза.
- Прости нас, Веда. – прошептал он.
В избе нависла гнетущая тишина. Длилась она каких-нибудь пару мгновений, но мгновения эти показались хозяевам вечностью, за которую перед глазами успела пролететь вся их жизнь.
- Давно простила, - кротко ответила девочка и мать Радомира, облегченно выдохнув, схватилась за сердце.
- Что ж ты творишь, окаянная? – дрожащим голосом обратилась она к ведунье.
Та недоуменно приподняла светлые детские брови.
- Я ж подумала ты отомстить нам собралась, - объяснила мать, переводя дух, - Я как поняла, что ты мужа моего тогда на охоте выслеживала, так у меня сердце в пятки и ушло… Совсем я от страха голову потеряла. Да от тебя ведь и не знаешь чего ожидать! То ты добрая, то злая, то ребенок, то зверем оборачиваешься, то страсти такие рассказываешь, что кровь в жилах стынет… Неужто все простила и лишь за спасение благодарить нас пришла? – недоверчиво спросила старушка.
– Простила, - спокойно ответила девочка, - Из-за тебя и простила.
Лицо старушки расплылось в благодарной улыбке. Она поднялась с лавки и с нежностью обняла Веду. Девочка прижалась к ней маленьким тельцем, спрятанным в грубой волчьей шкуре, и тихо заплакала.
- Бедная ты моя, - чуть слышно приговаривала старушка, обнимая Веду еще крепче и гладя ее по светлым волосам.
Наконец девочка успокоилась и заговорила:
- Я напоследок хочу просить вас об одолжении великом. В землянку свою я уже не вернусь и не хочу оставлять там это.
С этими словами Веда, вновь обернувшаяся юной девой, раскрыла сжатую до той поры ладонь, в которой оказался маленький нательный крестик.
- Это мой. Схороните его у себя, зверю он ни к чему.
Девушка осторожно положила крестик на стол, тихо поднялась с лавки и направилась к двери.
- Куда ты? – растерянно спросил Радомир.
- Куда и говорила, в лес. Там мой дом, моя стая, мои дети…Не поминайте лихом.